Период существования послеледникового присваивающего хозяйства обычно рассматривается как промежуточный этап, предшествовавший возникновению земледелия и скотоводства.
Новый взгляд на этот период предполагает, что в некоторых частях Европы присваивающее хозяйство развивалось вместе с ранними земледелием и скотоводством, не уступая им в продуктивности.

ОКОЛО 10 000 лет назад ледни­ки, которые в течение многих тысячелетий покрывали значи­тельную часть Европы и Азии, начали быстро таять. По мере их отступле­ния в северной части Евразии возника­ли новые природные условия. Степи и тундры, характерные для ледниково­го периода плейстоцена, замещались лесами из хвойных и лиственных де­ревьев. Эти лесные районы представ­ляли для древнего человека новую среду обитания. Во время ледниково­го периода обитатели северной Евра­зии охотились в основном на крупных животных. Лес, заменивший степь, был сложной экосистемой, намного более богатой животными и съедоб­ными растениями. Послеледниковые группы охотников-собирателей по­лностью использовали это изобилие новых ресурсов, собирая раститель­ную пишу, охотясь на крупных и мел­ких животных, а также на водоплава­ющих птиц.
Послеледниковая присваивающая экономика с охотой и собирательст­вом (т. е. присвоением готовых про­дуктов природы) продолжала сущест­вовать до тех пор, пока на смену ей не пришел новый образ жизни, основан­ный на земледелии и скотоводстве. В северной Европе этот переход про­изошел примерно 5000 лет назад.

Обычно 5000-летний период между отступлением ледников и переходом к земледелию и скотоводству рассмат­ривается как промежуточный этап. Считалось, что охота-собиратель­ство было неразвитой формой жизне­обеспечения, способной поддержи­вать лишь небольшие группы, кото­рым приходилось постоянно передви­гаться в поисках пищи. Согласно традиционной точке зрения, присваиваю­щее хозяйство было неспособно кон­курировать с земледелием и ското­водством, которые, как считается, пришли с Ближнего Востока и быстро распространились в лесных районах Европы в результате освоения новых земель переселенцами или перехода к земледелию и скотоводству групп охотников-собирателей, быстро оце­нивших преимущества нового образа жизни.
Однако недавно, когда появились новые свидетельства о более сложной и продуктивной хозяйственной дея­тельности охотников-собирателей, эта точка зрения начала меняться. Стало очевидным, что в благоприят­ных условиях обитания охотники-собиратели были способны жить бо­лее многочисленными группами, чем предполагалось ранее. В некоторых районах они вели относительно осед­лый образ жизни в долговременных поселениях, где существовали доволь­но развитая культура и элементы со­циальной дифференциации. Такие об­щины переходили к земледелию и ско­товодству далеко не сразу. Судя по всему, в некоторых частях северной Европы переход к земледелию и ско­товодству происходил значительно медленнее; группы охотников-соби­рателей начинали заниматься земле­делием и скотоводством только тог­да, когда их к этому вынуждали кри­зисные ситуации, обычно связанные с изменением климата. Устойчивое су­ществование присваивающего хо­зяйства много позже того, когда оно «должно» было бы исчезнуть, явля­ется одной из предпосылок основа­тельного пересмотра наших пред­ставлений о жизни охотников-собирателей послеледниковой эпохи. Я считаю, что после такого пересмотра охота-собирательство в лесах Европы в послеледниковый период будет рас­сматриваться как форма экономики, которая развивалась параллельно с земледелием и скотоводством и была (по крайней мере в течение определен­ного периода) столь же продуктивной формой жизнеобеспечения.
ЕВРАЗИЙСКАЯ лесная зона, о ко­торой будет идти речь, вовсе не является экологически однородной. На севере этой зоны леса состоят в ос­новном из хвойных деревьев. В более умеренных широтах преобладают лиственные леса либо смешанные ле­са из лиственных и хвойных деревьев. Распределение этих видов лесов су­щественно менялось в результате колебаний климата за последние 10 000 лет. В период расцвета после­ледниковых обществ охотников-со­бирателей лесная зона простиралась на север гораздо дальше, чем в насто­ящее время. Некоторые районы, ко­торые заняты сейчас степями и полу­пустынями, были тогда покрыты ле­состепью или редколесьем.
Чтобы учесть все эти изменения, я буду пользоваться широким геогра­фическим определением лесной зоны, а не более узким, экологическим. В та­ком понимании лесная зона покрыва­ет большую часть Европы, располо­женную выше 40 градусов с.ш. (т. е. к северу от линии, проходящей через цент­ральную Испанию, южную Италию, Эгейский полуостров, северную Тур­цию и Каспийское море). Одной из наиболее значительных особенностей отмеченной территории было то, что в послеплейстоценовый период большинство ее ресурсов было сосредото­чено близ водных бассейнов: рек, озер и морей.
Другая важная экологическая осо­бенность этой лесной зоны состояла в том, что количество доступных ре­сурсов было подвержено очень ре­зким колебаниям. Эти колебания бы­ли нескольких типов. Одни из них от­личались большой длительностью и были обусловлены самой экологичес­кой структурой евразийского леса. В пишевой цепи там доминировали такие животные, как благородный олень, заяц и пернатая дичь, которые питались растительной пищей и в свою очередь служили пищей для хищников — медведей и рысей. Мно­гие из этих животных, питавшихся растительной пищей, размножались быстро и давали многочисленное по­томство. Поэтому, когда пищи ста­новилось больше, их популяции быст­ро увеличивались и соответственно возрастало число хищников. Часто это заканчивалось «крахом» для по­пуляций тех животных, которые бы­ли добычей хищников. Наличие та­ких видов, несомненно, приводило к непредсказуемым экстремальным ко­лебаниям количества пищевых ресур­сов, доступных группам охотников-собирателей.
Другой фактор, приводивший к ко­лебаниям количества пищевых ресур­сов был, однако, более предсказуе­мым и краткосрочным. Он связан с сезонными циклами, поскольку тип и количество пищи в лесах умеренного пояса в значительной степени зависе­ли от времени года. В основном это связано с тем, что некоторые из наи­более важных источников пищи были мигрирующими, включая многие ви­ды водоплавающих птиц и проход­ных рыб, например лосось, которые возвращаются каждый год из океана для нереста в своих «родных» речках. Благодаря таким миграциям некото­рые виды животных и рыб были до­ступны только в течение небольшого времени года, чаще всего весной и осенью. В другое время года, особен­но в наиболее холодные периоды зи­мы, пища могла быть очень скудной. Как послеледниковые обитатели Европы приспосабливались к таким изменчивым условиям? Одним из воз­можных путей был переход к сельско­му хозяйству. Однако первоначально перед жителями лесной зоны не стоя­ла необходимость перехода к сельско­му хозяйству. Причина этого состоя­ла в том, что сельское хозяйство в той форме, как оно развилось на Ближнем Востоке, включало в себя как земледе­лие, так и скотоводство. Последние в свою очередь зависели от наличия в данной местности растений и живот­ных, которые могли быть одомашне­ны. На Ближнем Востоке основу зем­леделия составляли злаки, а основу скотоводства — овцы и козы. В лесах северной Европы такая благоприят­ная комбинация отсутствовала. Хотя здесь и была возможность одомашнивания некоторых местных видов животных и растений, они, как прави­ло, встречались изолировано и не со­ставляли такого широкого континуу­ма пригодных для доместикации ви­дов, который необходим для появле­ния сельского хозяйства.

рисунок 1. СЛАНЦЕВЫЙ ПРЕДМЕТ с вырезанны­ми на нем зубцами и головой лося был обнаружен в Финляндии вблизи селе­ния Нискала. Предмет датируется третьим тысячелетием до н.э. Изгото­вивший его человек принадлежал к группе охотников-собирателей. Как полагают некоторые археологи, этот предмет был ножом, однако автор статьи считает, что он имел в основ­ном социальное назначение: облада­ние этим предметом означало более высокое социальное положение. В по­слеледниковый период такие предме­ты были широко распространены в ле­сах Европы, что указывает на усиле­ние социального соперничества внут­ри групп живших здесь охотников-собирателей. Изображенный предмет принадлежит коллекции Националь­ного музея в Хельсинки.

Рисунок 2. ЕВРАЗИЙСКАЯ ЛЕСНАЯ ЗОНА, где были распространены культуры охотников-собирателей со сложным присваивающим хозяйством, включает в себя не­сколько отличающихся друг от друга областей. Значительная часть северной Европы и Азии была покрыта хвойными, лиственными и смешанными лесами (обозначено цветом). Северная часть этой зоны покрыта хвойными лесами (за­штриховано). Площадь, занимаемая хвойными лесами, и протяженность всей лесной зоны значительно менялись за последние 10 000 лет.
Рисунок 3. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РЕСУРСОВ В ЛЕСНОЙ ЗОНЕ БЫЛО НЕРАВНОМЕРНЫМ: наи­более богатые пищевыми ресурсами районы были сконцентрированы вблизи водных бассейнов. На северо-западе Европы эти районы расположены вблизи Атлантического океана (красный). Внутри этих районов самые богатые по пи­щевым ресурсам места находились непосредственно у побережья океана, мо­рей и озер (темно-красный): В восточной Европе районы пищевых ресурсов были сконцентрированы в бассейнах рек Волги, Днепра, Днестра, По и Дуная (серый).

И ВСЕ же сельское хозяйство пред­ставляло собой лишь одну стра­тегию увеличения эффективности ис­пользования ресурсов и приспособле­ния к изменчивой среде обитания. Возможны были и другие пути, кото­рые, как и сельское хозяйство, также требовали увеличения трудовых за­трат при добывании пищи. Напри­мер, один из таких путей, называе­мый интенсификацией, начинался с накопления знаний о жизненном цик­ле различных видов животных и рас­тений. На основе этих знаний могли быть разработаны специальные ме­тоды охоты, позволяющие увеличи­вать добычу пищи без одомашнива­ния животных.
Археологические находки свиде­тельствуют, что такую стратегию ин­тенсификации использовали многие послеледниковые группы охотников-собирателей. Виды животных и рас­тений, на которых они специализиро­вались, были в основном водными, поскольку тенденция к специализации имела место в контексте общего пере­хода к эксплуатации более продуктив­ных водных ресурсов. В начале после­ледникового периода основными ис­точниками пищи в большинстве райо­нов были копытные (олени, зубры, туры) и другие крупные животные.

Диаграмма: ЗАТРАТЫ ВРЕМЕНИ на жизнеобеспечение охотниками-собирателями в евра­зийской лесной зоне весьма отличны от того же показателя для тропиков. На каждой диаграмме площадь серых колонок соответствует времени, потрачен­ному на изготовление орудий, а площадь в пределах цветной пинии соответст­вует времени, затраченному на поиски пищи. В предполагаемых тропических условиях (верхняя диаграмма) количество доступной пищи остается постоян­ным, поэтому работа по изготовлению орудий может быть распределена в тече­ние года. В условиях лесной зоны (нижняя диаграмма) количество доступной пищи значительно зависит от времени года, поэтому орудия должны были изго­тавливаться в наименее напряженные периоды, с тем чтобы в периоды наи­большей доступности пищевых ресурсов максимальное количество времени расходовать на добычу пищи. Такие условия способствовали созданию специа­лизированных орудий.

Позже многие группы охотников-со­бирателей стали специализироваться в основном на добыче одного-двух ви­дов. Обычно эти виды были водны­ми: рыба, моллюски, перелетные во­доплавающие птицы или морские млекопитающие, например тюлени. В евразийских лесах переход к вод­ным ресурсам не происходил повсюду одновременно. На южном Урале на­чало этого перехода, как свидетельст­вуют обнаруженные там остатки, от­носятся ко времени между 7000 и 5000гг. до н.э., в придунайских райо­нах Югославии — около 5500 г. до н.э., на Скандинавском полуостро­ве — около 4000 г. до н.э. и в восточ­ной Прибалтике — примерно в 3000 г. до н.э.
Культура «кухонных куч», сущест­вовавшая на юге Швеции, является хо­рошим примером такой специализи­рованной экономики, или специали­зированной системы жизнеобеспече­ния. Носители этой культуры, жив­шие на побережье Швеции в третьем тысячелетии до н.э., охотились в ос­новном на кольчатую нерпу. Приме­нение ими ряда важных культурных достижений повысило эффективность их охоты на тюленей и использования продукции промысла. Охотники куль­туры «кухонных куч» пользовались высокосовершенными гарпунами, ко­торые почти гарантировали добычу тюленя, если он оказывался в преде­лах досягаемости орудия. Сало уби­того тюленя и ворвань хранили в больших глиняных кувшинах, воз­можно специально предназначавших­ся для этой цели. Даже расположение поселений охотников культуры «ку­хонных куч» свидетельствует о том, что они специализировались на добы­че тюленей. На кольчатую нерпу охо­тились весной на прибрежном льду, где животные рожали детенышей. Поэтому поселки располагались вблизи небольших бухт и других мест, где был легкий доступ к лежби­щам тюленей.
Культура «кухонных куч» имела не­сколько важных особенностей, харак­терных для специализированной си­стемы жизнеобеспечения. Макси­мальное увеличение добычи в течение коротких периодов доступности жи­вотных обычно невозможно без при­менения специализированных ору­дий, например гарпуна, которым пользовались охотники культуры «кухонных куч». Для изготовления и ремонта специализированных орудий требуется больше времени, чем для неспециализированных, и эта работа не могла выполняться в разгар сезона охоты. Поэтому большее значение обретал вопрос распределения време­ни: для изготовления и ремонта ору­дий его приходилось изыскивать в наименее напряженные периоды — до или после окончания сезона охоты Кроме того, если пищевые запасы добытые за короткое время, состав­ляли основу рациона в течение дли­тельного периода, то возникала необ­ходимость в хранении этих запасов. Культура «кухонных куч» была од­ной из многих послеледниковых куль­тур охотников-собирателей, которые пользовались надежными способами хранения пищевых запасов.

Рис.4. ЗАОСТРЕННЫЙ НАКОНЕЧНИК копья, изготовленный из оленьего рога, — одно из специализированных орудий. Обнаружен в северной Англии на сто­янке Стар-Карр. В начале послеледни­кового периода Стар-Карр был мес­том обитания общины культуры Маглемозе. Охотники общины использо­вали этот наконечник для охоты на различных животных, включая лосей и оленей. В долине Пикеринг (граф­ство Йоркшир), где расположен Стар-Карр, основной период охоты на этих животных был, видимо, в зимнее вре­мя. Специализированные орудия, для изготовления которых требовалось значительное время, использовались наиболее эффективно в тех условиях, когда пищевые ресурсы были доступны в течение относительно короткого времени.

СПЕЦИАЛИЗИРОВАННАЯ система жизнеобеспечения, особенно если она включала в себя способы хране­ния пищевых запасов, помогала ста­билизировать обеспечение пищей. Однако такая стратегия все же была не свободна от риска. В частности, ис­пользование одного главного источ­ника пищи делало группу уязвимой к любым колебаниям в популяции дан­ного вида животного. В силу изменчи­вости лесной среды обитания таким в долгосрочной перспективе отклоне­ниям был подвержен любой вид до­бычи. Одно из решений этой пробле­мы состояло в расширении рациона, т. е. в увеличении числа добываемых животных и растений, которых мож­но было употреблять в пищу.
В таком расширении рациона со­стояло одно из важных отличий меж­ду послеледниковыми охотниками-собирателями и их верхнепалеолити­ческими предшественниками, живши­ми в ледниковый период плейстоцена. Многие общины верхнего палеолита в Евразии охотились в основном на се­верного олеия, дикую лошадь и ма­монта. В начале послеледникового пе­риода число видов промысловых жи­вотных намного возросло. Хорошим примером использования разнообраз­ных пищевых ресурсов является куль­тура Маглемозе, получившая свое на­звание по находящемуся в Дании тор­фянику, где были сделаны находки, относящиеся к мезолитической куль­туре. В восьмом-седьмом тысячеле­тии до н.э. культура Маглемозе была распространена на территории вос­точной Великобритании, Дании, се­верной Польши, восточной Прибал­тики и побережье Северного моря. Охотники этой культуры охотились на крупных животных (туров, благо­родных оленей, косуль и диких сви­ней), мелкую дичь (зайцев и бобров), тюленей и перелетных птиц, а также ловили рыбу, включая щуку и лосося. Кроме того, они употребляли в пищу разнообразные растения, например лещину, водяной орех, а в некоторых местах даже кувшинки.

Основным преимуществом микролитических орудий была, вероятно, возможность их обновления во время охоты. Микролиты, по-видимому, использовались тогда, когда охотники отправлялись на поиски пищи, не нацеливаясь на конкретный вид добычи. При обнаружении добычи можно было очень быстро вставлять в орудия каменные — лезвия соответствующей формы. Таким образом, использование микролитов, требовавшее относительно небольших затрат труда, было наиболее эффективным тогда, когда тип и количество добычи были, непредсказуемыми. Наоборот, применение специализированных орудий, требовавшее больших затрат труда, было наиболее эффективным в условиях предсказуемых ресурсов. Хотя специализированные и универсальные орудия были сами по себе различны, не следует думать, что они взаимоисключались. На самом деле они могли хорошо дополнять друг друга. Система жизнеобеспечения, ориентированная на использование разнообразных пищевых ресурсов (именно в ней применялись микролиты), уменьшала риск, свойственный специализированной системе жизнеобеспечения. Объединяя эти две системы, или стратегии, послеледниковые группы могли надежно обеспечивать себя необходимой пищей. Доказательством этой гипотезы служат результаты раскопок многих послеледниковых поселений, где на одних и тех же стоянках обнаружены как специализированные орудия, так и микролиты. Примером являются находки в Стар-Карре (на северо-востоке Англии) — поселении людей культуры Маглемозе. Производя там в 50-х годах раскопки, Г. Кларк из Кембриджского университета обнаружил рядом с микролитами примерно 200 заостренных наконечников из оленьего рога. На основании этой находки можно сделать предположение, что наконечники из оленьего рога использовались для охоты на таких животных, как лоси и олени, в определенные периоды года, когда этих животных было особенно много, а микролиты — в тех случаях, когда охотники отправлялись на поиски пиши, заведомо не зная, какая дичь может им встретиться.

 Рисунок 5. МИКРОЛИТЫ представляют собой осколки камня, которые заостряли и вставляли в пазы орудий из дерева, камня или оленьего рога. Изображенные здесь микролиты изготовлены в восьмом или седьмом тысячелетии до н.э.; обнаружены в Диакаре (графство Йоркшир, Англия). Такие небольшие каменные лезвия, которые находят почти всюду на местах послеледниковых поселений, были основным элементом универсальных орудий. При выборе добычи охотник мог вынимать микролит из орудия и заменять его микролитом другой формы, что позволяло ему охотиться на различную дичь. Изображенные здесь микролиты принадлежат коллекции Шеффилдского музея (Англия).

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ обеих указанных стратегий оказалось очень эффективным в изменчивых условиях лесной зоны. Возможно, наиболее убедительным свидетельством того, что обеспечение пищей стало более надежным, являются результаты раскопок послеледниковых поселений охотников-собирателей, которые зачастую выглядят столь же долговременными и сложными, как и первые земледельческие поселения. Некоторые из поселений охотников-собирателей, например Сарнатэ на территории Латвии, были обитаемы круглый год. В других поселениях археологами обнаружены остатки жилищ с полами, внутренними очагами, ямами для хранения запасов пищи и перегородками, разделявшими внутреннее пространство. Такие сооружения далеко не соответствуют обычным представлениям о жизни охотников-собирателей. Относительная долговременность таких жилищ свидетельствует о фундаментальных изменениях, произошедших в жизни некоторых групп, живших присвоением продуктов природы. Вместо того чтобы постоянно передвигаться в поисках пиши, группа могла теперь оставаться в течение значительной части года (если не весь год) на одном месте, посылая небольшие отряды добывать пишу охотой и собирательством в близлежащей местности. Наряду с появлением долговременных поселений произошли и другие изменения, благодаря которым группы, жившие присвоением, поднялись гораздо выше того рудиментарного социального уровня, к которому обычно относят общины охотников-собирателей. К таким изменениям относится появление среди членов общины заметных различий по имущественному положению, власти и статусу. Социальные различия наиболее хорошо прослеживаются при раскопках могильников, 20 из которых раскопано в Европе. Самый крупный и наиболее богатый из них — это Оле-неостровский могильник на Оленьем острове Онежского озера (северо-запад европейской части СССР). Раскопки этого могильника, датируемого шестым тысячелетием до н. э., проводились в 50-х годах Н. Н. Гури-ной из ленинградского отделения Института археологии АН СССР. Недавно Джоном О’Ши из Мичиганского университета и мною были проанализированы находки, обнаруженные при раскопках на Оленьем острове, чтобы получить сведения о социальных различиях.

Вывод о том, что в послеледниковых группах, живших присвоением продуктов природы, происходил процесс социальной дифференциации, (что ставит их выше эгалитарного уровня), подкрепляется некоторыми находками, обнаруживаемыми повсюду в лесной зоне. В лесах северной Европы часто находят предметы, вырезанные из дерева, кости или камня и относящиеся к послеледниковому периоду. Чаще всего на этих предметах изображены лесные животные, а также водоплавающие птицы; встречаются также антропоморфные фигурки. Любопытной особенностью резных предметов является то, что в послеледниковый период с течением времени их изготавливали все в больших количествах и они все шире распространялись в лесных районах.

О’Ши и мой коллега М. Холстед предположили, что такие символы могли также выполнять роль «социального запаса», накопленного в период изобилия и затем обмененного, например, на пищу, когда кончались съестные припасы. Поэтому для отдельного человека обладание резными предметами означало не только достаток и особое положение, но также и дополнительную гарантию обеспечения себя пищей в изменчивых природных условиях.

ПОЯВЛЕНИЕ социальной иерархии еше более усложняет нарисованную мной картину существования послеледниковых групп охотников-собирателей. Социальные различия (и соответствующее им возрастание социального соперничества) дополнили комбинацию специализированной и универсальной систем жизнеобеспечения, традиции создания пищевых запасов и образования долговременных или полупостоянных поселений. Все это свидетельствует о сложной адаптации к изменчивым природным условиям лесной зоны. На мой взгляд, существование сложной системы адаптации следует рассматривать как характерную особенность мезолита — периода между верхним палеолитом и неолитом, начало которого связано с появлением земледелия и скотоводства. Мезолиту иногда дают либо хронологическое, либо относительно простое экономическое определение как периода существования послеледникового присваивающего хозяйства. Ни одно из этих определений не отражает особенностей мезолита с точки зрения развития социальных отношений в сложной системе адаптации охотников-собирателей.

При изучении археологических находок в меньшем географическом масштабе становится очевидным, что в некоторых районах лесной зоны земледелие и скотоводство появились даже позже, чем можно было бы предположить, исходя из заключений об их распространении в Европе в целом. Некоторые исследователи склонны рассматривать первое зерно культурных злаков или первую кость одомашненного животного, обнаруженных на месте доисторического поселения, как свидетельство существования там земледелия и скотоводства. Однако эти предметы могли оказаться там в результате торговли или обмена. Более обоснованный подход состоит в том, чтобы рассматривать факт постоянного обнаружения остатков одомашненных видов как критерий перехода от присвоения к земледелию и скотоводству. В некоторых районах различие между двумя датировками может быть значительным. В Финляндии, восточной Прибалтике и многих частях России обнаружены изолированные остатки одомашненных видов растений и животных, существовавших за 1000 лет до того, как там утвердились земледелие и скотоводство.

ПРИ изучении того времени, когда происходил переход от присваивающего хозяйства к земледелию и скотоводству, обнаруживается существование длительного периода, в течение которого охотники-собиратели продолжали жить присвоением, несмотря на то, что могли бы перейти к земледелию и скотоводству. Почему в таком случае переход к земледелию и скотоводству происходил у них так медленно? Причина, на мой взгляд, заключается в том, что земледелие и скотоводство не всегда обладали преимуществами, особенно для тех общин, которые специализировались на использовании водных ресурсов.

Переход этих общин к земледелию и скотоводству потребовал бы отказа от специализированной системы жизнеобеспечения, где ими был приобретен большой опыт, а также отказа от форм социальной организации, соответствуюших высокоразвитому присваивающему хозяйству. Кроме того, переход к земледелию и скотоводству был связан с проблемами временного распределения работ, поскольку в евразийской лесной зоне большинство возделываемых культур созревает осенью — в разгар охотничьего сезона. Так или иначе, стимул перейти к земледелию и скотоводству, по крайней мере первоначально, был незначительным, так как отсутствовала настоятельная необходимость увеличить добычу пищи. Специализированная система жизнеобеспечения позволяла охотникам-собирателям поддерживать относительно многочисленное население и приспосабливаться к колебаниям ресурсов. Поэтому переход к земледелию и скотоводству нельзя объяснить лишь их очевидными преимуществами.

Одно из возможных объяснений состоит в том, что переход к земледелию и скотоводству был связан с недостатком определенных ресурсов. Основу присваивающего хозяйства составлял баланс между интенсивной добычей нескольких видов животных с использованием специализированных орудий и охотой на различных животных, когда применялись универсальные орудия. Пока этот баланс сохранялся, охотники-собиратели могли гарантированно обеспечивать себя пищей. Исчезновение хотя бы одного из активно эксплуатируемых ресурсов приводило, однако, к нарушению этого баланса и, следовательно, к кризису. Свидетельства подобного кризиса обнаружены в нескольких районах Европы. В Дании внезапно исчезнувшим ресурсом были устрицы, в южной Финляндии — тюлени, на северо-западе России — водяной орех, туры и дикие свиньи; Во всех этих районах переход к земледелию и скотоводству, вероятно, был обусловлен необходимостью противостоять кризису, вызванному исчезновением указанных ресурсов.

Целостность высокопродуктивного присваивающего хозяйства могла быть нарушена соперничеством с группами, перешедшими к земледелию и скотоводству. Соседствующие присваивающие и земледельческие общины, вероятно, вели борьбу друг с другом за владение различными ресурсами; среди них важнейшим была осваиваемая территория. Примером того, какие последствия для охотников-собирателей имела утрата территории, может служить культура «кухонных куч».

Около 2600 г. до н.э. группы носителей этой культуры занимали центральную часть Швеции, а также ее прибрежные районы и острова между Швецией и Финляндией. На этой обширной территории охотники-собиратели культуры «кухонных куч» добывали большое число различных животных, включая тюленей — основной предмет их промысла. К 2300 г. до н.э. в центральной Швеции начинают распространяться земледелие и скотоводство. В результате общины культуры «кухонных куч» были вытеснены в прибрежные районы, где их зависимость от добычи тюленей значительно возросла. Вследствие нарушения баланса в хозяйственной деятельности носители культуры «кухонных куч» не могли приспособиться к колебаниям популяции тюленей, произошедшим в результате изменения климата между 2000 и 1800 гг. до н.э. Вскоре присваивающее хозяйство исчезло и население культуры «кухонных куч» было, вероятно, «поглощено» земледельцами внутренних районов.

Я надеюсь, что из всего сказанного выше не следует, будто я считаю, что переход к земледелию и скотоводству имел одну и ту же причину на всем пространстве в лесной зоне. Напротив, в каждой из ее областей главенствующую роль мог играть любой из многих названных механизмов, и непосредственные причины были неодинаковыми в различных областях. Отсюда следует, что попытка найти единственное универсальное объяснение перехода к земледелию и скотоводству обречена на неудачу. По моему мнению, наиболее плодотворный подход заключается в изучении специфических обстоятельств этого перехода во многих конкретных районах.

В результате использования такого подхода наши представления об охотниках-собирателях могли бы измениться в нескольких отношениях. Возможно, что их способность приспосабливаться к условиям окружающей среды прежде недооценивалась. Кроме того, представление, что переход от присвоения к земледелию и скотоводству носил «линейный характер», вероятно, требует поправки. Хронологически и функционально развитие сложного присваивающего хозяйства происходило параллельно развитию земледелия и скотоводства. Рано или поздно, этот параллелизм будет признан и две формы хозяйствования будут рассматриваться таковыми, какими они были на самом деле, — как средства увеличить продуктивность системы жизнеобеспечения путем интенсификации труда в природных условиях, сложившихся после отступления ледника.

Благодарим Василия Сергеева за скан статьи. А также сайт Золотой зуб за подборку:

Научно-популярная литература и статьи из журнала «В мире науки».

+ + + + + +

О длительном и достаточно драматичном соперничество сложной охотничьей экономики и земледелия можно судить не только по археологическим находкам. В Северной Америке войны белых поселенцев с индейцами отражены многими достоверными свидетельствами. Впрочем, и колонизация Сибири и Дальнего Востока, происходила относительно недавно.

Мой друг Кен из Соединенных Штатов прислал мне на день рождения очень ценный подарок — наконечники индейских стрел. Среди предков жены Кена были индейцы. Таким образом, так называемая неолитическая революция, победа производительного хозяйства над присваивающей экономикой, это вовсе не седая древность. Это семейная история моих друзей.

Недавно я выяснил, что мои однофамильцы — сибирские казаки Русановы участвовали в 1730-х годах в покорении Чукотки. Так же как белым поселенцам Америки пришлось воевать с индейцами, культура которых во многих случаях была лучше приспособлена к природным условиям, а военное искусство было вовсе не примитивным, так и казакам российской империи очень нелегко давалось покорении «примитивных» якобы, «диких» племен тайги и тундры. Таким образом, борьба арийцев с охотничьими племенами оказалась и частью истории моей фамилии.

На самом деле так называемая «неолитическая революция» не закончилась и в наши дни, а деление истории на «эпохи» вроде мезолита, палеолита, эпох бронзы или железа — не имеет никакого временнОго смысла. Это всегда вехи в развитии конкретного региона. Особеннно вредную роль для науки (во всяком случае советской) сыграло примитивное журналисткое клише Маркса-Энгельса «дикость > варварство > цивилизация«. Такая дурацкая стрела времени была придумана лишь для того, чтобы поставить в качестве цели развития человечества (всего человечества, плюнем на расы, континенты, природные условия) — коммунизм (самую безумную и беcсмысленную из всех утопий).

источник